Журнал Reed: Что отличает хорошее письмо (1/2)

Этот вопрос долгое время занимал всех тех, кто делает или изучает буквы: лингвисты, компьютерщики, каллиграфы, почтальоны, художники по знакам и дизайнеры шрифтов.

То, как мы определяем сущность письма, его «A-ness», чтобы использовать общий термин, является умственной конструкцией и ключом к различению хорошего и плохого дизайна письма. В 1931 году английский писатель и типограф Эрик Гилл заявил: «Письма - это знаки для звуков. , , , Письма не являются картинками или представлениями. Это более или менее абстрактные формы ». Для Джилла каждая буква существует как платоновская сущность. Он полагал, что идеальные буквы, как правило, воспринимаются как монолинные формы, в сущности, кости, лежащие в основе знакомых римских имперских столиц второго века, воплощены надписью у основания Колонны Траяна.

Из этого скелета Траяна Гилл и другие разработали классицистическое видение того, что составляет хорошие и плохие письма. Эдвард Джонстон, отец современное возрождение каллиграфии и наставник Гилла описали качества, которые отличали добрые буквы, как: «Простота: наличие только необходимых частей . Отличительная особенность : отмеченные черты . Пропорция: каждая часть имеет свою ценность ».

Будучи продуктами движения «Искусство и ремесло», Джонстон и Гилл видели в письмах «полезные вещи». В 1902 году Джонстон заявил: «Ученик не должен иметь ничего общего с« художественными надписями »или« причудливыми буквами »или новыми ошибками« показа ». надписи, его забота действительно с хорошей надписью. , , , Мы не должны унижать их высокий пост полезности, чтобы служить целям аффектов или пошлости ».

Врагом были не только художественные надписи, но и модерн, а ко времени написания эссе Джилла - ар-деко. Такие письма нарушали идею норм пропорции даже в их монолинных проявлениях. В ар-нуво монолинные буквы часто волнообразно колебались, в то время как в ар-деко буквы, которые должны были быть узкими, были широкими и наоборот. Немонолинные примеры писем в стиле модерн и ар-деко были более проблематичными для классицистов, потому что они нападали на само понятие букв, имеющих фиксированную, скелетную идеальную форму.

Дуглас Хофштадтер, специалист по информатике в Университете Индианы, критиковал идею фиксированного идеального письма с другой точки зрения. Хофштадтер не заботился о том, являются ли буквы хорошими или плохими, а только о том, соответствуют ли они границам своей сущности. Он предположил, что сущность букв находится в их частях, чьи «роли», а не их геометрические формы, составляют неуловимый дух буквы.

В конце концов, Хофштадтер понял, что сущность письма - это не независимая сущность, а то, что «буквы взаимно определяют сущности друг друга». В терминах, более привычных для каллиграфов и дизайнеров шрифтов, идентичность письма часто зависит от его контекста внутри. слово или предложение. Именно здесь теории идеальных букв и хороших и плохих букв сталкиваются с реальностью письма - письмо не в узком смысле объединенных букв, а в более широком смысле систем хранения визуальной информации.

Спор между хорошими и плохими буквами начался примерно за 600 лет до эссе Хилла Хилла. Впервые он был сформулирован в конце четырнадцатого века Петраркой и его последователями-гуманистами, когда они отвергали готические письма своего времени в пользу римских античных писем (или, точнее, эпохи Каролингов). С тех пор он был связан не только с дискуссиями о смене художественных движений, но и с беспокойством по поводу воздействия - неизбежно ухудшающего - машин на письменность.

Машины рассматривались как угроза хорошим буквам из-за их ограничений, а также их возможностей. Их упрекали в том, что они не могли полностью отрисовать буквы наравне с лучшими из сделанных от руки, в то же время подвергаясь критике за возможность совершать бесчисленные вариации (искажения) таких букв. Эти виды не ограничиваются компьютером, но также применяются к пантографу, Линотипу, пишущей машинке и фотонаборникам, таким как Lumitype.

Большая часть недоверия к машинам, производящим буквы, является продуктом движения «Искусство и ремесла» и его убеждения в том, что вещи должны выражать инструменты, которые их создали. Гилл занял противоположную позицию, заявив, что «Разум является арбитром в буквенных формах, а не инструмент или материал. , , , Буквы - это буквы, сделанные вручную или машиной ».

Действительно, машины доказали свою способность создавать хорошие письма так же, как люди показали себя способными создавать плохие. Похоже, что реальное беспокойство о машинах заключается в том, что любители - обычно определяемые как люди, не имеющие возможности отличить хорошее письмо от плохого - получат контроль над процессом создания писем, и что весь ад вырвется на свободу. Именно это и произошло в девятнадцатом веке с пантографом, в 1960-х годах с технологической камерой, и снова в конце 1980-х и начале 1990-х годов с компьютером.

следущая страница

Похожие

Комментарии